Научная психология.Статьи

Подход экзистенциальной психологии к пониманию вины.

Е.В. Белинская

Представители экзистенциальной психологии и философии, подчеркивающие уникальность несводимого к общим схемам опыта конкретного человека, ориентируют человечество на личностный и духовный рост. Таким образом, их интересуют не болезни человеческой души и духа, а их здоровье. В своей статье мы хотели бы одновременно коснуться темы,  которую нельзя обойти вниманием при осмыслении, как экзистенциальной реальности, так и здоровья человека. Речь идет о проблеме вины. Если говорить о проблемности так, как она понимается К. Абульхановой (1), то тема вины, действительно, является проблемной, поскольку ставит перед мыслящим человеком ряд вопросов, ответы на которые найти непросто. Одним из важных вопросов по нашему мнению является вопрос о той границе, которая отделяет истинно экзистенциальную вину, т.е. переживание, необходимое для личностного и духовного здоровья от вины невротической. Данная статья преследует цель представить на суд читателей авторский ответ на поставленный вопрос.

Экзистенциальная психология возводит вину до уровня мировоззренческих, философских категорий, расширяя ее границы. Критикуя апологетов психоанализа за то, что те выводили вину из нарушения табу, семейных и общественных норм, экзистенциалисты усматривают онтологический аспект вины. М. Бубер в своем психотерапевтическом эссе указывает, что психотерапевт «должен рассматривать вину как нечто, имеющее бытийный характер и существующее не в душе, а в бытии» (2) Считается, что «человек несет вину не только за преступления против других людей, моральных или социальных правил, но также за преступления против самого себя» (12). Поскольку постулируется невозможность избежать экзистенциальной вины, признается важность ее осознания.

С позиции экзистенциализма вина имеет несколько иной смысл, чем с традиционной точки зрения, где она обозначает эмоциональное состояние, связанное с переживанием неправильных действий.

Критически относясь к рациональному способу познания, отказываясь от каузального подхода при описании человеческого существования, экзистенциалисты не связывали вину с конкретным проступком или преступлением. Они полагали, что «вина существует автономно, и не может быть сведена к нарушению каких-то запретов или табу» (2). «Истинная вина – чувство вины из-за жизнеотрицания и ограничения» (12).

«Вина человека изначальна и абсолютна» (9). Причина абсолютизации вины виделись в изначальном несовершенстве человека (5,8,9,14), в неизбывности и изначальности данной ему свободы и ответственности (2,9,14), в ее интимной связи с возможностью, или потенциальностью (6,12), сопричастности человека всему происходящему в мире (6,8).

Экзистенциалисты, по сути, перевернули формулу З. Фрейда. «Не потому существует вина, что имеется табу, которое кто-то нарушил, а напротив – табу и его утверждение стали возможны благодаря факту, что вожди древнейших сообществ знали некую фундаментальную правду о человеке», состоящую в том, что «человек может стать виновным и может знать об этом» (2).

Отношение человека к нарушению им запрета интересует экзистенциального психолога только в той мере, в какой виновный воспринимает это нарушение как реальную экзистенциальную вину, вырастающую из его бытия, за которую он берет ответственность «перед своим отношением к своему бытию» (2).

«Экзистенциальная вина коренится в самосознании субъекта. Чтобы возникло чувство экзистенциальной вины, требуется определенная моральная, эмоциональная и когнитивная зрелость личности» (7).

Р. Мей, полагающий, что переживания вины возникают, когда человек отрицает потенциальные возможности или терпит неудачу в их осуществлении, определяет это чувство как восприятие различия между тем, что представляет собой вещь и чем она должна была бы быть.

Он выделил 3 формы экзистенциальной вины. Первая – результат «потери возможностей», т.е. вина вследствие недостаточной самореализации. Согласно Р. Мею отказ или пренебрежение возможностями, существующими в интеллектуальной, социальной, эмоциональной и физической сферах жизни приводит к вине.

Второй тип экзистенциальной вины развивается как результат отсутствия единства субъекта и близкого ему человека. «В силу неизбежного индивидуализма человек «обречен» рассматривать окружающих сквозь призму собственной личности, поэтому его познание не полностью соответствует действительности, оно всегда субъективно. Человек никогда в полной мере не понимает своих близких, их потребности. Таким образом, возникает основа обособленности или одиночества, характеризующая каждую человеческую жизнь» (6). Согласно экзистенциальному взгляду нерастворимость, образуемая такой обособленностью, порождает барьеры и конфликты в межличностных отношениях.

Третья форма экзистенциальной вины возникает из отделения человека от природы или, другими словами, из-за утраты связи с Абсолютом (6). Считается, что человек не может понять божественный план, поскольку представляет собой только его часть.

И.Ялом убежден, что вина является тем средством, которое помогает выявить свой потенциал (12). Его мысль о том, что при неудаче «жить настолько полно, насколько возможно, человек испытывает глубокое, сильное переживание – «экзистенциальную вину» (12), содержит имплицитное указание на неизбежность переживания вины.

Автор предлагает различать реальную, невротическую и экзистенциальную вину. «Экзистенциальная вина – это нечто большее, чем дисфорическое аффективное состояние, чем симптом, который должен быть проработан и устранен. Ее следует рассматривать как зов изнутри, который должен стать проводником к личностной самореализации» (12). Человек, испытывающий экзистенциальную вину, совершил преступление против своей судьбы. Жертва преступления – собственное потенциальное «я».

Со взгядами И.Ялома перекликаются мысли другого авторитетного экзистенциального психолога В. Франкла. Вина ему представлялась как функция совести, определяемой как «орган смысла, позволяющий в любой ситуации уловить истинный смысл» (13). Главным условием переживания вины считается умение ставить и решать задачу на совесть, т.е. задачу на смысл, осмысление происходящего. Поэтому ссылка на давление обстоятельств или на подчинение приказу  в качестве оправдания неприемлемого поступка – это  уход от задачи на смысл.

В соответствии со сказанным, чувство вины, самоупреки и самообвинения исключены у животного. «Животное может иметь тревогу, но только человек может иметь тревогу сверхсовестливости или чувства вины». Под чувством вины понимается экзистенциальная тревога, порождаемая «столкновением человека с обязательствами, которые возникают из чувства ответственности» (10).

Для того, чтобы понять вину так, как ее понимал В.Франкл, необходимо уяснить смысл, который он вкладывал в понятие «совесть». Согласно В.Франклу совесть имеет дело с “абсолютно индивидуальным бытием”, которое не охватывается ни одним общим “моральным” законом, но предписывается “индивидуальным” законом (11). Совесть обладает способностью обнаруживать «уникальные смыслы, противоречащие общепринятым ценностям». Она как бы согласовывает «вечный всеобщий моральный закон с конкретной ситуацией конкретного человека» (11).

Автор полагает, что истинная совесть может даже противостоять той, большей частью,  патологической совести или вине, какой ее понимал  З.Фрейд, поскольку «не имеет ничего общего с псевдоморалью супер-эго». Он указывал на моральный или этический конфликт, как конфликт между Супер-эго и истинной совестью.

Силу совести В.Франкл видит не в сознании человека. «Сознанию открыто сущее, совести же открыто не сущее, а скорее, напротив то, что еще не существует, а лишь должно существовать» (11). Совесть признается иррациональной, интуитивной, творческой способностью, коренящейся не в рациональном, а в эмоциональном, в интуитивных глубинах духовного бессознательного.

В соответствии с позицией М. Хайдегера человек виновен в той же степени, в какой ответствен за себя и свой мир. Для обозначения вины и ответственности он использует одно и то же понятие – Schuldig. Согласно автору быть виновным – значит быть «ответственным за».

Также как психоаналитики, экзистенциально ориентированные психологи рассматривают вину как феномен, детерминируемый совестью (2,11 и др.). М. Хайдегер указывает на возможное «виновен» как на зов предостерегающей совести. Виновен, как предикат к «Я есмь», является следствием выбора «иметь совесть» (3).

М. Бубер также относит экзистенциальную вину к сфере совести, «способности и тенденции человека радикальным образом различать  приемлемые и неприемлемые поступки в своей жизни, как прошлой, так и будущей» (2). Компетенция суждений совести видится широко: это не только решения и поступки, но и отсутствие таковых, бездействие, а также желания и продукты воображения.  М. Бубер не отрицает, что функционирование совести находится под влиянием системы запретов и поощрений культуры, к которой принадлежит ее обладатель, и традиций веры, им усвоенных. Однако он считает, что саму совесть невозможно рассматривать как интроекцию того или иного авторитета. «Матрица запретов и поощрений, в которой человек воспитан и живет, определяет приоритеты совести, но не само ее существование», которое, по мнению М. Бубера, опирается на «первичную способность человека к созданию дистанции в отношении самого себя». Вина признается следствием «принятия ответственности перед своим отношением к своему бытию». Для этого, по мнению автора, нужна более глубокая совесть, чем в традиционном фрейдовском понимании. Такую совесть он называет личной совестью.

«Экзистенциальная вина рождается в тот момент, когда кто-то наносит ущерб основам человеческого миропорядка, зная об этом и признавая, что основы миропорядка одновременно также и основы его личного и общественного существования»(2).

Описанную З.Фрейдом вину М. Бубер рассматривает как невротическое действие и обозначает термином «вина», экзистенциальную, обеспечивающую здоровье, вину он обозначает как «чувство вины».

По нашему мнению, в понимании вины М. Бубером прослеживается некая противоречивость. Полагая, что актуализация экзистенциальной вины связана с «пониманием невозможности возврата к исходному пункту и исправления того, что было сделано», вместе с тем он утверждает, что для преодоления экзистенциальной вины человеку необходимо справиться с расщеплением и противоречием. Это требует троякого рода действий: самопросвещения (освещение глубины вины, потрясение собственного бытия), преодоления (умение выстоять перед лицом вины) и восстановления нарушенного порядка. Данный «рецепт» видится нам  метафизичным, требующим от человека выхода за границы доступного ему, достижения онтологической полноты и совершенства. Однако, если гипотетически представить достижение такого состояния, то  становится очевидным, что сам феномен вины как сигнала, указывающего путь, теряет всякий смысл: совершенство не имеет вины.

Вина считается неизбежной,  необходимой, поскольку «без каких-то разрушений в бытии не обходится ни одно деяние человека» (5).  Таким образом, понимание всей глубины ответственности за поступок, которого требует от субъекта психолог-экзистенциалист, должно привести его к осознанию деятельной позиции как ущербной, не соответствующей высшему предназначению человека, а здоровья как безмятежной пассивности. Такой взгляд противоречит сущностному пониманию личности как активного субъекта деятельности и, по нашему мнению, может быть признан антигуманистичным. Так, «глубокое чувство вины и одновременной соучастности бытию заставляет лучших героев Ф.М. Достоевского «неразумно» ставить все и всех выше себя» (8). Следовательно, при эскалации экзистенциальной виновности человека можно и вовсе лишить ценности.

Более реалистичной, подлинно психологичной, позволяющей провести границу между истинно экзистенциальной и невротической виной, по нашему мнению, следует считать позицию тех психологов-экзистенциалистов, которые помимо философско-психологических аспектов вины уделяли внимание и прикладным психотерапевтическим аспектам проблемы.

И. Ялом описывая неоценимую роль вины в жизни человека, в то же самое время не упускал из виду и тех опасностей, которые могут стоять за ней. Рассматривая экзистенциальную вину в качестве проводника к личностной самореализации, вместе с тем он рассуждал о проблемах принятия решений, признавая, что некоторые индивиды находят решения трудными именно из-за вины. Указывая на вину как на мощный фактор блокировки решений, он  ссылается на О. Ранка, который считал, что вина способна полностью парализовать процесс проявления воли.

Воля человека, любое импульсивное проявление которого в детстве подавлялось родителями, расценивается как обремененная тяжелой виной. Все решения переживаются таким человеком как дурные и запретные. «Такой индивид не может решить, потому что чувствует, что не имеет права решать» (15).

Слова И. Ялома об исключающем эффекте альтернатив, являющемся одной из фундаментальных причин трудности решений, развенчивают саму квинтэссенцию экзистенциального учения вины. Суть эффекта альтернатив в том, что всякое решение неизбежно сопровождается отречением. Выбрать что-то одно всегда означает отбросить что-то другое. «Приходится отрекаться от возможностей, часто от таких, которые никогда больше не возникнут. Решения болезненны, потому что они означают ограничение возможностей, и чем больше это ограничение, тем ближе человек подходит к смерти» (12).

Следовательно, при абсолютизации экзистенциальных мыслей о необходимости реализации всех возможностей, человек оказывается в положении буриданова осла или человека, сидящего на перекрестке, не выбирая ни одной дороги, потому что не может выбрать обе, и переживающего в связи с этим глобальную, не имеющую разрешения вину.

Возможно, именно поэтому экзистенциальные терапевты указывают на вину не только как на «позитивную конструктивную эмоцию, совместимую с психическим здоровьем и даже необходимую для него (Р. Мей, 1958), но и как на переживание, сопровождающее психотические расстройства (4,10).

В. Франкл, описывая меланхолию, т.е. психотическую эндогенную депрессию,  указывает на вину и наряду с ней на тревогу как на основные симптомы этой психопатологии. Он считает, что в данной ситуации переживается недостаточность – напряжение между тем, чем личность является и тем, чем она должна быть. «Тревога совести возникает из подлинно человеческого переживания: переживания повышенного напряжения между потребностью и возможностью реализации своей личности» (10). Меланхолик, переживая свои способности как недостаточные, чтобы справляться со своими обязательствами,  «преувеличивает степень, в которой он как личность не соответствует своему идеалу». Т.о., вина меланхолика представляется возникающей из преувеличения им его жизненной задачи до сверхчеловеческих масштабов.

Из слов В. Франкла становится ясным, что чувство вины меланхолика, возникающее из его интенсивного экзистенциального напряжения, может усиливаться до такой степени, что ему представляется невозможным как-либо ее искупить. Такая вина делает его слепым к внутренним ценностям собственного бытия. «Меланхолик чувствует себя лишенным всякой ценности, а свою жизнь не имеющей смысла – отсюда тенденция к суициду. Слепота, поражающая вначале только собственное «эго», в дальнейшем может вести к обесцениванию всей окружающей реальности» (10).

Говоря о переживаниях вины, часто встречаемых у психотерапевтов по поводу неудачных сеансов с клиентами, сами экзистенциальные психологи указывают на трудность  различения экзистенциальной и невротической вины. Экзистенциальная вина считается неотъемлемым следствием заботящегося о себе «Я», ответом на зов совести. Источник невротической вины видится в установках человека, постоянно находящегося в позиции бытия в мире (3). Такой психолог имеет интроект под названием «психолог должен быть для…». Этот интроект способен подтолкнуть к максимальному погружению в чувства и мысли клиента и «быстро создать ситуацию слиянности, где граница между собеседниками становится очень зыбкой или стирается вовсе» (3). Таким образом, сравнение экзистенциальной вины с невротической виной в понимании экзистенциальных психологов показывает их фактическую тождественность. Действительно, эскалация тенденций к единству с другими, «растворимости» в них, о которой как об экзистенциальном идеале говорил Р. Мей, в своих крайних точках приводит к невротизации и как следствие, противоположному эффекту – отчужденности.

Итак, психологи и философы, придерживающиеся экзистенциального направления в своих исследованиях вины, касаются важных аспектов жизни человека. Следует признать их неоценимый вклад в описание механизмов и детерминант переживания вины. Никто с такой убежденностью, увлеченностью не утверждал свободу, принадлежащую исключительно человеку, и обусловленные ею возможности, а также ответственность в качестве метаоснований вины. Однако их дескрипции вины имеют столь общий характер, что приравнивают данный феномен к существованию людей. В своей критике экзистенциальных теорий Д. Ханна указывал на то, что «они не различают два понятия – быть виновным и быть человеком» (6). По причине недостаточной практичности данных теорий исключено из рассмотрения тесно связанное с виной, и также относящееся к сфере самосознания, чувство стыда.

Человек не способен реализовать все свои возможности хотя бы потому, что, выбирая одни возможности, он обязан отказаться от других, оставив их  нереализованными. Экзистенциальные же постулаты, требующие развития всех возможностей, образуют такой непомерно высокий стандарт, что становятся бессмысленными. Рождающийся человек в действительности потенциально обладают фактически безграничным количеством возможностей. Но условием реализации каких-либо возможностей является неизбежный выбор, влекущий за собой отказ от остальных возможностей. Любой индивид имеет право на свободу в выборе способностей, которые он будет развивать, и на возможность отказа от остальных без чувства вины. Нельзя считать целесообразными и переживания вины по причине обособленности человека от других людей и от природы (Бога), поскольку для здоровья и адаптации в мире субъекту необходимо знать свои границы и пределы, учитывать свою не тождественность с кем бы то ни было, осознавать уникальность своего Я.

Анализ теорий экзистенциальных философов и психологов показал, что человеку, заботящемуся о своем душевном и духовном здоровье, следует помнить, что расширение границ экзистенциальной вины, необходимой для здоровья, переводит ее в новое качество, делая невротической, ведущей к болезни, инактивности и не оставляющей право на творческий выбор.

Литература

  1. Абульханова К.А. Психология и сознание личности. – Москва-Воронеж. 1999. – 217 с.
  2. Бубер  М.  Вина и чувство вины.  // Вестник РАТЭПП.  – 1994. – N 2. – С. 7-34.

3. Власова Т.В. Личностный рост психолога: от эмпирии к онтологии вины // Московский психотерапевтический журнал. –1999. – № 1. – С. 87 – 96.

4. Выгонский С.И. Практика экзистенциальной психотерапии. – Ростов – на – Дону: Личный интерес. – 1993. – 40 с.

5. Евлампиев И.И. Страсти по Андрею. Философия жертвенности. Андрей Тарковский и традиции русской философии // Вопросы философии.- 2000. – № 3. – С. 56 – 70.

6. Изард  К.Э Психология эмоций. – СПб.: Питер. – 2000. – 464 с

7. Муздыбаев К. Переживание вины и стыда. – СПб.: Институт социологии РАН. – 1995. – 39 с.

8. Тарасов Б.Н. «Закон Я» и «Закон любви». – М.: Знание. – 1991. – 63 с.

9. Тульчинский Г.А. Самозванство. Феноменология зла и метафизика свободы. – СПб.: Изд-во РХГИ. – 1966. – 412с.

10. Франкл В. Доктор и душа. – СПб.: Ювента. – 1997. – 286 с.

11. Франкл В. Человек в поисках смысла. – М.: Прогресс. – 1990. – 368 с.

12. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. – М.: Класс. – 1999. – 576 с.

13. Frankl V. The Unconcious God. – N.Y.: Washington Square Press. – 1975. – 161 p.

14. Jaspers K. Die Schuldfrage. Ein Beitrag zur deutschen Frage. – Zurich: Artemis – 1971. – р.58.

15. Menaker E. Will and the Problem of Masochism. – Journal of Contemporary Psychotherapy. – 1969. – V. 1. – pp. 186 – 226.

Войдите, чтобы оставить комментарий
  • Яндекс.Метрика