Научная психология.Статьи

Комплексный подход к понятию «вина»

Е.В. Белинская

Люди только делают вид, что воюют,

торгуют, строят; главное же, что они

делают  всю  жизнь,  –  это  решают

нравственные проблемы.

Л.Н. Толстой

Стремительный прогресс в области научного познания действительности, реализованный человечеством в ходе последнего столетия, подвел представителей науки к осознанию неотлагательной потребности в развитии и реализации комплексного, учитывающего вклад  разных наук, подхода к изучаемым объектам действительности. В первую очередь данное утверждение следует прилагать к изучению субъективной действительности, под которой мы понимаем такую действительность, которая связана с сознанием и творческой активностью человека.  Изучению именно такой действительности и  посвящена данная статья.

Феномен вины, как субъективной реальности, логично включен в предметную область ряда наук, среди которых особо выделяются такие науки, как юриспруденция, культурология, богословие, философия, этика и, конечно, психология. Конечной целью нашей статьи является изучение  феномена вины с точки зрения психологической науки. Однако для более полного и дифференцированного изучения данного явления  необходимо обратиться к опыту, наработанному другими отраслями знаний, что в свою очередь даст нам ясную картину специфики психологического знания в отношении интересующего нас феномена.

Вначале обратимся к энциклопедическим данным, предлагающим дефиниции тем или иным явлениям действительности и тем самым задающим направление их изучения. Так, в словарях современного русского и современного русского литературного языков, вина определяется, во-первых, как «проступок, преступление, во-вторых, как «ответственность за проступок, преступление» и, в-третьих, как «обстоятельства, являющиеся причиной каких-либо действий, поступков». В. Даль в толковом словаре живого великорусского языка, дающем представление о том, какой смысл русские люди издревле вкладывали в употребляемые ими слова, приводит следующий ряд дефиниций интересующему нас понятию: «начало, причина, источникъ, поводъ, предлогъ, провинность, проступокъ, преступление, прегрешение, грехъ».

Большая часть вышеприведенных дефиниций указывает на то, что вина имеет характер нарушения объективных законов, выработанных обществом, и соответственно влечет за собой ответственность. Данное понимание закономерно направляет интерес исследователя к юриспруденции, а именно к такой ее отрасли, как уголовное право и к этическим знаниям. Последние же два определения, предложенные В. Далем, указывают на необходимость изучения работ по нравственному богословию.

Недостаток данных энциклопедических трудов применительно к изучению феномена вины состоит в том, что, в данных ими определениях, не очерчена принадлежность данного феномена к сфере психологии человека. Неприятно удивляет тот факт, что в психологическом словаре /5/ вовсе отсутствует данное понятие. По нашему мнению подобное игнорирование объясняется принадлежностью феномена вины к интимно-личностной сфере переживаний человека, что в свою очередь затрудняет его изучение с помощью существующих в отечественной психологии методологических и методических принципов. Энциклопедической работой, приближающей нас к реализации поставленной конечной цели, явился словарь по этике /27/, где вина определяется как «состояние противоположное правоте, в котором оказывается человек, нарушивший нравственные или правовые нормы, совершивший проступок или преступление». Для нас значимо то, что, во-первых,  вина здесь определяется как состояние, а, во-вторых, это состояние соотносится со следующим за негативной активностью периодом времени. Таким образом с психологическим подходом теснее связан этический, чем юридический подход, где, как покажет последующее изложение, вина соотносится с предшествующим преступлению периодом.

Интересна также информация, предоставляемая этимологическим словарем русского языка /38/, где толкуется происхождение слов, а значит, затрагиваются глубинные причинноследственные связи и отношения. В данном словаре указывается, что слово «вина» образовано от той же основы, что и слова «воин, война». Все  три данные здесь слова  соотносятся с литовским  словом vyti – «гнаться, преследовать». Помимо того, что данная информация указывает на важность культурологического подхода к феномену вины, она также имеет широкий спектр применения, поскольку способна не только подтвердить постулаты тех наук, в контексте которых феноменология данного понятия  определена, но и дает посыл для изучения вины в психологической науке. Так, мы полагаем, что преследование может быть не только внешним, например, со стороны общественных институтов власти в случае преступления, но и внутренним, со стороны, например такой личностной инстанции, как Совесть. В последнем случае возникает как бы «внутренняя война», баталии которой разворачиваются в сознании человека.

Начнем предметное изучение феномена вины с обращения к уголовному праву, как к одному из важнейших разделов юриспруденции. «Уголовное право представляет собой систему норм, установленных государством» и регулирующих отношения, которые возникают в связи с совершением преступлений как «общественно-опасных деяний, причиняющих наиболее существенный вред социальным ценностям, интересам общества, личности и государства» /30/. Причинение такого вреда по логике вещей должно вызывать наиболее интенсивное переживание человеком своей вины. Однако не это является предметом изучения уголовного права. Вина в уголовном праве, наряду с другими тремя компонентами входит в состав преступления и трактуется, что следует особо подчеркнуть, как субъективная сторона преступления, под которой понимается «психическое отношение лица в форме умысла или неосторожности к совершаемому им деянию и его последствиям, выражающее отрицательное отношение к интересам личности и общества». Такое отношение, согласно уголовному праву, складывается из «совокупности интеллекта, воли и их соотношения», что в свою очередь определяет содержание и формы вины. Говоря об интеллектуальном компоненте вины законодатель имеет ввиду «сознание (либо возможность сознания) лицом общественно опасного характера своих действий (бездействия) и предвидения (либо возможности предвидения) наступления в результате этого вредных последствий». При указании на волевой момент вины имеется ввиду «желание или сознательное допущение наступления этих последствий либо легкомысленный расчет на их предотвращение». При этом такие важные движущие компоненты поведения человека как эмоции, цели, мотивы уголовное право  относит к факультативным признакам субъективной стороны преступления и редко включает их в состав преступления /16;30/.

Таким образом, законодатель, справедливо относя вину к субъективной стороне преступления, т.е. признавая ее обусловленность состоянием сознания человека, его отношением к социальным ценностям, тем не менее, полагает, что для признания наличия вины, что влечет за собой уголовную ответственность, необходимо и достаточно учитывать лишь интеллектуальный и волевой компоненты поведения. Такой подход представляется нам несколько ограниченным не только для уяснения феномена вины, но для квалификации сущности поступка, а значит и для определения степени наказания, поскольку сущность поступка во многом определятся его мотивацией. Нельзя отрицать, что в основе некоторых не только одобряемых, но и поощряемых обществом поступков может лежать неблаговидная мотивация и, наоборот, внешне отрицательные поступки могут иногда обусловливаться мотивами, которые трудно осудить.

В целом в уголовном праве, в соответствии с его целями, говорится о вине как о психическом отношении, которое предшествует и сопровождает совершение противоправного деяния. «Последующее же психическое отношение лица к уже совершенному деянию и его последствиям (раскаяние, сожаление или, напротив, удовлетворение, радость и т.п.)», что и является предметом изучения интересующего нас феномена в психологии, «понятием форм вины уже не охватывается, а в некоторых случаях может быть учтено при индивидуализации ответственности или наказания в качестве отягчающего или смягчающего обстоятельства» /30/.

Таким образом, в изучении феномена вины юриспруденция и психология, исходя из своих задач, расставляют разные акценты, во-первых, в отношении выделяемых компонентов сознания, а во-вторых, в отношении временных периодов, на которые приходится переживание отношения к совершаемому поступку.

Как указано выше, среди определений вины по В. Далю, имеются такие как прегрешение, грех. Поэтому с целью изучения интересующего нас феномена следует обратиться к богословским учениям  и в первую очередь определить, как же в данной области знаний  определяется понятие греха. Грех на богословском языке в православной традиции означает «всякое, как свободное и сознательное, так и не свободное и бессознательное, отступление делом, словом и даже помышлением от заповедей Божиих и нарушение закона Божия». Считается, что грех произошел «от злоупотребления разума и воли разумных существ» /36/.

Очевидно, что и законодатели, и богословы главными элементами сознания, определяющими совершение проступка, как перед обществом, так и перед Богом, видят мышление и волю человека, при этом не исключается возможность неосознаваемого (бессознательного) поступка. Разница лишь в том, что богословские императивы строже: согрешить можно даже помышлением. Поскольку целью религиозных учений является не только осуждение проступков, но и исправление человека, то они идут дальше и обращают внимание также на последующий временной период, когда человек переживает состояние, определяемое отношением к уже реализованному поступку. «После совершения всякой добродетели сердце наполняется особой неземной радостью. И, наоборот, после совершения зла, нарушения закона сердце приходит в чуждое покоя состояние, преисполняется страха, за которым иногда следует ожесточение и злобное отчаяние» /10/. Следует отметить, что для уяснения данного высказывания в рамках психологической науки под употребляемым здесь словом «сердце» следует понимать эмоциональную сферу психики человека.

В данном случае характер эмоционального состояния человека определяется оценкой своего поведения, которая согласно богословским учениям является функцией такого оценочного механизма, как совесть. «Деятельность совести есть голос ее суда, самоосуждения» /10/.  Иоанн Златоуст говорит следующее: «Нет, подлинно нет между людьми ни одного судьи, столь неусыпного, как наша совесть». Характерная особенность совести,  в соответствии с данными учениями, состоит в «нестерпимости ее мук», т.е. переживания вины, вызываемые совестью, определяются как нестерпимые. Именно поэтому «души, преследуемые своей совестью и не умеющие умиротворить ее покаянием, посягают на самоубийство» /10/.

Богословы, отвечая на вопрос о том, к какому компоненту психики следует отнести совесть, утверждают, что в ее проявлениях обнаруживаются познавательная, чувственная и волевая стороны. При этом они рассматривают совесть «обособленной от нас силой, стоящей выше человека и господствующей над его разумом, волею и сердцем» /35/.

В православной литературе  можно найти ряд определений понятию «совесть». Она определяется как: голос всеобщего естественного закона; тонкое врожденное нравственное чувство; своего рода духовный инстинкт, который быстрее и яснее различает добро от зла, чем ум; способность внутреннего слышания голоса Божьего /10;26;35/. В Нагорной проповеди Иисус Христос сравнил совесть с «оком» (глазом), посредством которого человек видит свое нравственное состояние /1/.  Совершение неблаговидных поступков, за которые человек впоследствии чувствует вину, объясняется в богословии тем, что «человек в круговороте тревог, при наплыве сильных чувств или в состоянии страха как бы не слышит голоса своей совести. Но потом, придя в себя, чувствует ее укоры с двойной силой» /35/. При этом известно, что, совершая недостойные поступки, человек не всегда раскаивается в них. Это объясняется тем, что человек, «помраченный страстями», перестает «слышать голос своей совести». «Этот голос очень нежен, и способность его слышать  легко потерять. У данной способности есть много ступеней. Повторяющиеся грехи принижают нашу чувствительность к голосу совести. Когда человек не перестает совершать грехи и не кается в них, то голос совести замирает совсем» /26/.  В писаниях подвижников православной церкви говорится о том, что если человек не упражняет свою совесть, то она, «подобно другим силам души, погружается в мертвый сон, ослабевает» /10/.

Таким образом, в богословии утверждается, что, с одной стороны, совесть – это врожденное нравственное чувство, с другой же стороны она признается способностью, причем  верно указывается, что, оставшись без упражнения, данная способность ослабевает и может быть утрачена совсем. Рассмотрение данных  позиций с точки зрения психологии высвечивает некоторые противоречия, указывающие на недостаточную разработанность знаний об изучаемом явлении. В психологии принято рассматривать способности как индивидуально-психологические особенности личности, которые формируются человеком на основе задатков. То есть способности нельзя считать врожденными свойствами души человека, таковыми являются лишь задатки, без которых формирование способностей было бы невозможным.  Нравственные чувства, как и любые другие чувства, также формируются по мере развития индивидуального сознания и усложнения, отражаемых в нем связей под влиянием воспитательных воздействий. Поэтому в определенном смысле мы можем отождествлять способности и нравственные чувства, но ни те, ни другие психолог не может назвать врожденными. Таким образом, говоря о совести как  о врожденном  нравственном чувстве, психолог вынужден сделать оговорку о том, что совесть врожденна лишь в том смысле, что каждый человек имеет потенциальные задатки для того, чтобы развить в себе данное  чувство или способность.

Далее, как указывается выше, совесть в православной традиции определяется как духовный инстинкт. С точки зрения научной психологии такое    определение  едва   ли   уместно,   поскольку   понятия  «духовность»  и «инстинкт» несопоставимы. Так, духовность определяется как высший уровень развития и саморегуляции зрелой личности, на котором основными мотивационно-смысловыми регуляторами ее жизнедеятельности становятся высшие человеческие ценности /17/, в то время как в науке под инстинктами понимают лишь низшие поведенческие проявления, имеющие врожденный характер. Итак, определяя совесть как духовный инстинкт, богослов, очевидно, настойчиво стремится подчеркнуть ее врожденный характер, что является верным лишь отчасти.

Богословские знания, касающиеся феномена совести, механизма, продуктом которого является переживание вины, во многом не удовлетворяют принципам научного анализа. Тем не менее, не следует отрицать ценности этих знаний. В связи с этим мы видим целесообразным на основе синтеза всех приведенных выше определений совести привести собственное определение, согласующееся с психологическими знаниями. Итак, мы можем рассматривать совесть как духовную способность переживать нравственное чувство, обусловленное потребностью отличать зло и добро и выражающееся в стремлении следовать последнему.

Изучив феномен вины с точки зрения юриспруденции и богословия, обратимся к культурологии, науке, изучающей характеристики определенных исторических эпох, конкретных обществ, народностей и наций. Обращение к культурологии позволит понять психологию наших предков, а, следовательно, проследить закономерный путь развития психологии современного человека, понять предпосылки, условия, причины развития тех или иных психических особенностей. В соответствии с целями нашей работы важно понять, что означала вина в понимании наших предшественников и узнать, существовало ли вообще ранее такое понятие. Для этого обратимся к литературным произведениям различных эпох, которые следует признать не только лучшими историческими справками, но и документами описательной психологии.

Такие литературные шедевры, как «Илиада» и «Одиссея», написанные Гомером в 9-7 вв. до н. э. показывают, что жизнью и поведением героев руководят какие-то внешние силы. Ахилл не винит себя за смерть Патрона,  так как смертный не может отвечать за гибель другого смертного. Гибель героев определяет воля богов. И поэтому человек не в силах брать на себя ответственность. Елена, сбежав с Парисом, и тем самым, вызвав войну двух народов, не видит своей ответственности за это, так как любовное чувство на нее наслала богиня Афродита. Смертный не может этому сопротивляться, и поэтому на него не падает ответственность за действия, совершенные в подобном состоянии (Ярхо).  Таким образом, в «Илиаде» Гомер рисует такую картину, согласно которой причина поведения лежит не в человеке, а вне него. В данном случае не может ставиться вопрос о нравственной вине субъекта, поскольку человек не может отвечать за последствия внешнего воздействия. «Одиссея», более позднее произведение, являет собой некоторый шаг вперед, поскольку уже «несколько раз возникает вопрос, бог ли надоумил человека, или  он сам принял решение. В «Одиссее»  боги предостерегают человека от позорных и нечестивых поступков, предупреждая его, и предоставляют ему затем поступать, как он захочет: его судьба вручается ему в руки. Таким образом, срок жизни человека ставится в зависимость от его собственного сознательно избранного поведения. Тем не менее, и в «Одиссее» перед героем не возникает проблем, которые можно было бы назвать трагическими, т.к. у него нет другого выхода » /40/.

По мнению А.Н. Чанышева, автора курса по древней философии, поэмы Гомера еще не знают нравственности, а герои не имеют никакого представления о должном. «У Гомера все в нравственном  отношении безразлично, кроме мужества, главной и единственной добродетели и трусости, главного и единственного порока» /37/. В связи с тем, что существование нравственности отрицается,  Чанышев рассматривает человека, описанного Гомером, вненравственным, морально невинным, как невинно животное или младенец.

Период времени,  описанный Гомером, соответствует историческому типу культуры, носящему название «общинно родовая формация». Этому типу культуры свойственен нерасчлененный коллективизм, т.е. примат общественного над индивидуальным, где нет места для развития отдельной личности. Поскольку при данных отношениях человек не является свободной и целостной личностью, освобожденной от пут олимпийских богов, руководящих его поступками и жизнью, то он не может чувствовать ответственности за свое поведение, а значит, не может идти речи о возможности испытывать чувство вины. В данный период сознание человека настолько не развито, что он не способен осознавать своих чувств, желаний, побуждений, настроений, и поэтому проецирует эти и другие компоненты психики на образы богов. Именно в результате подобной проекции поступки, совершаемые человеком в результате его собственных внутренних решений, переживаются им как нечто заданное извне. Исходя из этого неудивительно, что сами олимпийские боги не отличаются моральным поведением.

Таким образом, обращение к работам Гомера позволяет сделать вывод о том, что при низком уровне развития сознания человека, когда нет возможности осознания связи своего поведения со своими личностно-психологическими особенностями, тогда невозможно и переживание вины в основе которого, как выяснилось, лежит принятие на себя ответственности.

В отличие от работ Гомера, в произведениях великих писателей двух последних столетий: Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, С. Цвейга перед героями уже встают проблемы, которые следует назвать трагическими. Так, в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» обрисован пример того, как рациональный выбор действия противоречит чувственно-эмоциональной деятельности личности при поиске выхода из конфликтной ситуации /8/. Раскольников был убежден логикой своего ума, что убийство старухи-ростовщицы, окажется достойным поступком, если отнятые у нее деньги употребить на добрые дела. Он поступил так, как ему подсказывал разум. Однако, решившись на подобный поступок, Раскольников не учел законов совести, другой части своей души, ответственной за эмоциональное отношение к происходящему. В результате этого после совершения поступка герой начинает обличать себя в злых и грязных намерениях. Такое обличение явилось результатом работы чувств, побудивших Раскольникова к самообличению, к отрицанию принятых идей. Способность человека в случае совершения нравственных ошибок чувствовать свою ответственность за происшедшее, переживать вину указывает на развитие сознания человека, произошедшее за тот период времени, который отделяет время Гомера от времени Достоевского. При этом нельзя не отметить, что сознание современника не достигло того необходимого уровня, когда становится возможным не столь трагичное разрешение возникающих конфликтов. Причиной тому является лишь частичная способность к самосознанию, сознанию происходящего, некая раздвоенность сознания. В случае Раскольникова осознаваемым оказался рациональный уровень регуляции поведения, чувства и эмоции в данном случае действовали как бы исподволь, вторым неосознаваемым для личности планом.

Итак, культурологический подход, а именно обращение к литературным источникам, написанным в различные исторические эпохи и описывающим, соответственно, уклад жизни, особенности сознания  и миропонимания людей тех эпох, показал, что возникновение и развитие нравственных чувств явилось результатом последовательного прогресса в развитии сознания человека.

Не меньший интерес представляет изучение нравственных переживаний, к которым следует отнести переживание вины, с точки зрения философско-этических знаний. Известно, что философия – это наиболее обобщенная, универсальная система знаний о мире и месте человека в нем. В соответствии с этим, философскими категориями являются наиболее абстрактные, универсальные понятия, изучение которых позволяет понять многие частные явления нашей жизни. Касаясь философии и одного из ее разделов – этики с целью изучения чувства вины, необходимо обратиться к понятиям  нравственности, морали, поскольку именно данные понятия объясняют наличие таких феноменов жизнедеятельности человека, как переживание вины, угрызения совести, раскаяние в совершенном поступке. Именно этические знания показывают, что поступок надо соотносить не только с предыдущей (юридический подход), но и с последующей моральной рефлексией индивида, поскольку часто только по последующей реакции на действие можно судить о первоначальном намерении, а значит о ценностях, смыслообразующих мотивах, направленности личности в целом.

Вопросы нравственности являются одними из самых главных смысложизненных вопросов. Данное утверждение с необходимостью может быть обосновано тем, что этические вопросы своими корнями уходят в период возникновения древнегреческой философии. Так, уже в 6 веке до н.э.  философы, люди, чье бытийное сознание намного опережало сознание масс, типичное для их современников, в своих трудах рассуждают о нравственности. «Анаксимандр, Гераклит, пифагорейцы  определили предмет нравственности как отношение фактической деятельности людей ко всеобщему требованию необходимости, отношение того, что люди делают, к тому, что они должны делать» /21/. Гераклит сделал новый шаг в направлении преодоления донаучного мифологического мышления. Он указывает, что люди ведут себя так, как будто именно они являются центром мирозданья, т.е. они не понимают всеобщей природы логоса и не соответствуют его требованиям. /22/. Тем самым Гераклит уточняет этическую проблему как социальную. Философ сформулировал антитезу разума и чувственных удовольствий, которая встречается во всех позднейших этических теориях античности и отражает исходное противоречие между всеобщей необходимостью мира и своеволием отдельных людей. Если чувственные удовольствия являются выражением единичности индивидов, разум связывает их с логосом, ориентирует их деятельность в направлении всеобщих интересов. Дальнейшее развитие этического знания прослеживается в учениях пифагорейцев. Число, как начало всех вещей и основной философский принцип, они  распространили также и на нравственную сферу. Согласно Филолаю 6 означает одушевленность, 7 -–здоровье и разум, 8 – любовь и дружбу, 9 – справедливость, а 10 – верховное число, управляющее небесной и человеческой жизнью. Данный ряд содержит указание на постепенное, ступенчатое формирование человека, и при этом нравственность как бы венчает этот процесс, появляясь вслед за становлением его ума и характера. Таким образом, в работах пифагорейцев прослеживается подтверждение идеи о зарождении нравственности лишь на известной ступени развития человека. «Пифагорейцы зафиксировали наличие объективной потребности в собственно этической рефлексии, в критически-ценностном анализе нравственного содержания индивидуальной жизнедеятельности» /6/. Данная потребность и является условием переживания нравственных чувств, в том числе и чувства вины.

Таким образом, уже на начальных этапах развития философии начинает складываться этика как относительно самостоятельная сфера философского знания, возникшая в ходе попыток разрешения вопроса о том, насколько отдельное в своем бытии реализует требования всеобщей необходимости.

Начиная с Демокрита и софистов, древняя этика исследует природу моральной личности, теоретически воссоздает образ человека, который соответствует специфической природе нравственности.

Этика средневековья исследовала проблему внеличностных критериев различия добра и зла.

Этические теории нового времени пытались осмыслить нравственность как субъективно-добровольный и в то же самое время объективно-общезначимый феномен.

Таким образом, опыт раннеантичной этики, подтвержденный и углубленный ее последователями, свидетельствует, что соотношение должного и сущего составляет качественное своеобразие нравственной регуляции. Поскольку должное по своему ценностному статусу есть принципиально более высокое, чем сущее, то задача нравственности состоит в том,  чтобы ориентировать реальное сознание и поведение людей на осуществление идеала должного. Немаловажная роль в решении данной задачи принадлежит такому нравственному  переживанию как чувство вины, поскольку данное чувство дает сигнал о  расхождении должного и сущего и стимулирует поведение человека в направлении его элиминации.

Такая универсальная категория как мораль (синоним – нравственность), выступающая предметом изучения этики, оказывается также одним из главных ориентиров определяющим вклад философских наук в понимание отдельных эмоциональных и поведенческих   проявлений человека. Мораль, будучи феноменом сознания не только отдельного человека, но и общества в целом имеет свою специфику. Так ее императивы имеют  большую силу и значение, чем юридические законы, поскольку мораль компетентна в оценке не только внешних поступков, но и их движущих сил, мотивов поведения. Одни голые поступки, взятые вне соотнесения с внутренними замыслами, не дают правильного представления об отдельном человеке. Нравственность способна проникать в наиболее интимные стороны человеческой жизни, куда бессильны попасть другие регуляторы и делать объектом нормирования не только физическую, но и психическую деятельность человека. Она способна дать более дифференцированную, глубокую оценку, учитывающую уникальность и полидетерминированность поведения человека, являющегося результирующей встречи неповторимой индивидуальности с той или иной ситуацией из бесчисленного числа возможных. Юридические законы регулируют отношения людей, выступающих в качестве носителей социальных ролей. Такая регуляция представляется нам недостаточной, поскольку не предусматривает всего спектра человеческих взаимоотношений. Здесь на помощь приходит нравственность, регулирующая взаимоотношения людей как целостных субъектов. Для реализации нравственного закона недостаточно лишь исполнения его по букве, здесь необходимо исполнение по духу. Нравственность утверждает себя в человеке лишь тогда, когда он следует ее требованиям  не как навязанным извне, не под принуждением, а добровольно, воспринимая их как свои собственные, осознавая и принимая их объективную необходимость.

Поскольку общество не способно отрегламентировать, а тем более проконтролировать все поступки человека, то нельзя переоценить роль нравственности. Именно она позволяет человеку свободно, самостоятельно и ответственно регулировать свое поведение.

Нравственность или мораль является, таким образом, высшим способом социальной регуляции, присущим лишь человеку, как носителю высокоорганизованной психики. По утверждению К. Лоренца /20/ у дикого животного в естественных условиях не возникает конфликта между его внутренними склонностями и тем, что оно должно делать. Человек же теряет эту райскую гармонию, поскольку находится как бы в двух, взаимно конфликтующих и исключающих друг друга измерениях – природном и социальном. Поэтому его природные склонности приходят в состояние разлада с требованиями морали. Однако развитие в филогенезе психики живых организмов до уровня гомосапиенс является необходимым, но недостаточным условием для возникновения и реализации нравственного поведения. Действительно, ведь дети внеморальны. В первые годы жизни ребенку не ведома мораль, он живет по ту сторону добра и зла. И только с трех лет ребенок под руководством взрослого делает свои первые шаги в мир морали. При этом не каждого взрослого человека, возможно, назвать моральным, поскольку для некоторых нравственность лишь пустой звук, она не стала личной потребностью, возведенной в ценность. Следовательно, для реализации принципа достаточности человеку необходимо достижение высокого уровня личностной зрелости.

Вину следует включить в предметное поле психологии постольку, поскольку ее переживание представляет собой эмоциональное явление. Тем не менее, следует констатировать факт не изученности данного феномена отечественной психологией. Объясняется это  невозможностью ограничиться чисто описательными характеристиками, рассматривающими то или иное явление в отрыве от более масштабных, возможно определяющих бытие человека категорий. В соответствии со сказанным, мы полагаем рассматривать вину именно как один из важнейших психологических механизмов, посредством которого оказывается возможной реализация такой основополагающей категории этики, каковой является мораль. Поэтому перед учеными с особой остротой должна встать проблема синтеза обеих наук с целью их взаимного обогащения.

Описывая состояние современной психологии, известный российский психолог Б.С. Братусь с сожалением указывает на то, что она «старается вовсе игнорировать в своих исследованиях нравственную сферу, либо рассматривает ее как некий довесок, добавок, аккомпанемент к продуктивной деятельности и производственным отношениям» /2/.  Между тем Б.С. Братусь рассматривает личность, одну из главных категорий психологии, как точку пересечения следующих плоскостей: деятельности, усвоения знаний, реализации ценностных, нравственных смыслов. При этом третьему компоненту он отводит особое внимание, полагая его в качестве главного для своего рабочего определения личности. В своих работах Б.С. Братусь размышляет о необходимости взаимодействия психологии и этики, говоря о том, что психология «до сих пор практически не доходила до уровня развернутого анализа поступков, занимаясь в основном исследованием закономерностей и механизмов психической деятельности безотносительно к проблемам нравственного сознания и морального выбора. Этика же наоборот начинает с поступков, минуя пути трансформации действий в поступки» /2/. Таким образом, точку пересечения этики и психологии автор видит в изучении поступков. А именно отношение к поступку определяет интересующее нас нравственное чувство – вину.

На взаимосвязь психологии и этики указывает Е.В. Золотухина-Аболина, говоря, что «моральные установки не висят в воздухе, они тесно переплетены с человеческой психологией и реализуются в поведении через психологические механизмы» /11/.

Мораль в широком смысле опирается на все три компонента психики человека: мышление, волю, эмоции. Формирование морального сознания, моральных принципов предполагает наличие развитой способности к самостоятельному мышлению, позволяющей не просто перенимать существующие во внешней человеку среде стандарты на веру, но на основе своего уникального личного опыта формулировать свои принципы, отвечающие требованию современного времени. При этом сущность  феномена морали имеет оценочно-императивный характер, т.е. ее реализация в поведении происходит через оценки и повеления, в основе чего лежат эмоциональный  и волевой компоненты. Что же велит человеку мораль? Она повелевает поступать по совести. Таким образом, морально-психологическим механизмом реализации нравственного поведения выступает совесть. При этом, пожалуй, главным, чисто психологическим механизмом реализации совести выступает переживание человеком вины. Путем рассуждений мы получили следующую логическую цепочку: мораль – совесть – вина. Пояснить ее смысл нам  поможет обращение к метафорическому языку, часто облегчающему понимание информации. Итак, мораль и вина представляются нам двумя берегами, каждый из которых, по существовавшему  между людьми согласию   принадлежит отдельному государству, государству под названием этика и государству под названием психология, а совесть выступает в качестве моста, объединяющего эти два государства, стоящие на разных берегах.

Обратимся к философско-этическим работам, касающимся феномена совести. Совесть, наряду с такими понятиями, как добро, зло, долг и т.д. рассматривается здесь как ядро нравственного сознания /9/. Некоторые философы буквально воспевали совесть. Так Кант называл ее вечной звездой, одним из двух абсолютом /14/.

В большинстве философско-этических работ мы встречались с определением совести как способности  к  внутренней самооценке и самоконтролю /14,19,23,24/. По Гегелю совесть есть умонастроение творить добро /4/. Дробницкий Д. О. предлагает  целых четыре определения совести /9/. Поскольку сама совесть является сложным явлением, всю глубину и сущность которого едва ли можно определить кратко, то мы считаем необходимым представить все эти определения. Во-первых Д.О. Дробницкий определяет совесть как способ саморегуляции индивидом своего поведения, в котором он наделяется наибольшей мерой личностного усмотрения и самовыражения и одновременно облагается наибольшей мерой ответственности. Во-вторых совесть определяется автором как вторичная рефлексия по поводу своих поступков, побуждений и мотивов, возникающая, когда человек бывает способен судить себя с моральной точки зрения, которую он может отличить от своей собственной, частной и субъективной. В-третьих, совесть – это открытость индивидуального сознания по отношению к окружающему миру, его проблемам, требованиям времени, перспективам развития человечества. И в четвертом определении Д.О. Дробницкий говорит о совести как о выраженном в той или иной психологической форме отношении человека к миру, о таком отношении, в котором человек берет на себя ответственность не только за свое нравственное состояние, но и за то, что каждодневно происходит вокруг него. Таким образом, обобщение данных определений позволяет сделать вывод о том, что совесть – это ответственное, открытое отношение к самому себе и миру, имеющее место в случае высокоразвитого сознания и самосознания человека и детерминируемое его свободой, которое реализует принцип саморегуляции человеческого поведения.

Н.О. Лосский в связи с этим пишет о том, что «нужна значительная нравственная зрелость, чтобы быть способным к угрызениям совести». И сожалея о том, что отнюдь не все люди пройдя по дороге жизни достигают такой зрелости, он, будучи идеологом учения о перевоплощении, говорит о том, «что рано или поздно эта зрелость наступает для всех существ – если не в данном периоде существования, то после смерти в дальнейших метаморфозах» /19/.

Вызывает интерес взгляд на совесть другого яркого представителя русской классической философии А.И. Ильина. Известно, что русская философия отличалась своим своеобразием, заключающимся в ее особой душевности, иногда поэтичности. Не является исключением и А.И. Ильин, рассматривающий совесть как живую и цельную волю к совершенному; как первый и глубочайший источник чувства ответственности; как основной акт внутреннего самоосвобождения; как живой и могущественный источник справедливости, как  живая основа элементарно упорядоченной расцветающей культурной жизни, как разряд неутоленной духовной любви и, наконец, как порыв к действию, достойному Бога и возводящему к Нему через уподобление Ему. Если говорить о значении данных определений, то нам они скорее представляются описанием функций такого этико-психологического механизма регуляции поведения человека, каковым является совесть, а через нее и вина.

Рассуждая о совести, философы, как правило, говорят о ее негативном аспекте, а именно об угрызениях, самоупреках, укорах совести, часто имеющих мучительный характер, поскольку являются отражением душевного разлада. Заслуга А.И. Ильина в том, что он осознал не только негативный, но и позитивный, творческий аспект  совести, так называемый положительный зов. Следовательно, можно говорить о чистой совести, представляющей собой радость по поводу добра, совершенного по отношению к другому человеку, и о нечистой совести, являющейся не чем иным, как переживанием по поводу боли и страдания, причиненного другому человеку. Именно отражением негативного аспекта совести, нечистой совести является переживание вины. Несомненно, в идеале человек должен реализовывать совестливые акты в их позитивном аспекте, но поскольку в реальности человек часто опускается до творения зла, то само переживание вины по поводу совершенного уже является шагом вперед на пути к жизни, освещенной позитивной совестью.

Настало время коснуться вопроса о природе совести. В одних этико-философских концепциях совесть определяется как эмоциональный феномен, выступающий «в каком-то смысле как сверхразумный» /11/, в других – как эмоционально-волевой /13,19/. Но и в том, и в другом случае ответ совести сообщается человеку без участия мысли и слова. Этот бессловесный акт, согласно И.А. Ильину, «как бы вырастает из иррациональной душевно-духовной глубины» (указание на эмоциональный характер явления), «собранной и сосредоточенной определенным образом» ( – на волевой характер явления). Вместе с тем здесь не отрицается связи совести с разумом, поскольку совесть способна включиться только тогда, когда человек знает моральные нормы. «Нельзя сомневаться в том, – говорит И.А. Ильин, – что показание совести в глубине своей и содержании своем – разумно». Тем не менее, по мысли философа  «совестный акт не есть акт интеллекта».

В работе И.А. Ильина мы находим важное упоминание о том, что «совесть не дает человеку никаких обобщений», т.е. она призвана давать уникальные ответы каждому человеку исходя из его личностных свойств и его неповторимой ситуации. Всеобщий же рецепт совершенства извлекается из указания совести обобщающим рассудком, и часто оказывается неправомерным по  той простой причине, что всеобщий рецепт совершенства – это миф, утопия нашего гордого размышления. Совестный акт, рассматриваемый философом как начало творческое, ведет всех людей в одном направлении, но при этом от них не требуется совершения одинаковых, штампованных поступков.

Итак, обращение к этике показало, что человек в ходе своего общественного развития выработал совокупность норм, ценностей, установок, позволяющих свободно и ответственно  регулировать свое поведение и носящих в своем единстве название мораль или нравственность. Сам факт появления морали указывает на то, что человеческое сознание развилось в ходе эволюции до такой степени, когда стало неизбежным осознание потребности в том, чтобы соответствовать образу моральности, поднимающей бытие на более высокий уровень, чем актуальный. Поскольку потребности являются движущей силой не только переживаний, но и поведения человека, то дальнейшее рассуждение о вине, эмоции, оценивающей то, насколько совершенный поступок удовлетворил потребность человека быть субъектом нравственности, является прерогативой психологии. Поступок, как правильно говорил Б.С. Братусь, породнил идеалистичную этику и прагматичную психологию. Действительно, идеалы вне опоры на психологические механизмы так и не воплотятся в реальность, став поступками, поведение же, определяемое психологическими особенностями, но лишенное этики так и не достигнет чести называться поступком, а останется чередой действий типа встал, умылся, поел, лег спать /2/.

Большинство рассмотренных нами выше научных подходов, касающихся проблемы вины, представляют собой теоретические концепции, где данный феномен связан с бытийными основами жизнедеятельности человека. Современная же психология ориентирована не только на описание интересующих ее объектов, но и на их эмпирическое изучение и решение прикладных задач, определяемых реалиями психологической жизнедеятельности  человека. Перед психологией стоит задача изучения не только поведения человека, его проявлений, механизмов, детерминант, но и внутреннего мира человека, его эмоциональной и когнитивной сфер. В связи с этим обращение к психологии позволяет нам подойти к вопросу вины не просто как к общественному или метафизическому явлению, а более полно, всесторонне,  глубинно изучить данный феномен в качестве психологического свойства  наиболее сложной и одновременно интересной части объективной реальности – личности человека.

Психология, будучи наукой о психике человека, изучает  вину в качестве  проявления оного из трех  взаимосвязанных компонентов психики,  эмоционального компонента. Эмоции и чувства человека, определяющие в целом эмоциональную сферу жизнедеятельности человека, представляют собой различные виды его субъективного отношения к  действительности, выраженные в форме непосредственного переживания. Таким образом, вина в понимании психологии представляет собой субъективный феномен, поскольку является личным, индивидуальным переживанием конкретного человека, переживанием не существующим вне человека. В этом смысле, вина как проявление субъектности не существует в объективной реальности, поскольку вина субъекта А не доступна в ее непосредственной представленности субъекту Б. И тем не менее вина является объективным проявлением реальности, так как она утвердила себя в процессе эволюции в качестве одного из феноменов развившегося сознания человека. Вина как объективное свойство субъективной реальности имеет историю своего происхождения и становления в филогенезе и онтогенезе, свои механизмы и детерминанты, определенные функции. Поскольку, как утверждал Гегель, все реальное действительно, то не вызывает сомнения, что вина играет значимую роль как в жизни отдельного человека, так и в жизни общества.

Само существование у животных и человека эмоций детерминируется наличием у них  потребностей. Эмоции связаны с удовлетворением потребностей, то есть они обеспечивают биологическую выживаемость. Однако если говорить о человеке, тем более о современном человеке, то сказанного здесь окажется мало. Эмоциональная сфера человека в процессе развития его сознания расширялась и обогащалась. Помимо того, что преобразуются низшие биологические потребности человека, появляются высшие эмоции, называемые чувствами. Высшие эмоции уже не связаны с биологическими потребностями, и само их возникновение было обусловлено появлением новых потребностей, носящих название социальных и духовных. В связи с этим психологи говорят об иерархической организации потребностной сферы человека, в основании которой лежат биологические потребности, стимулирующие низшие эмоции, общие и для животных, и для человека, а на вершине наиболее сложные духовные потребности, связанные с чувствами человека.

В связи со сказанным логичной является постановка вопроса о том, к какому же уровню описанной иерархии следует отнести потребности, способные детерминировать переживание вины. Ответ на данный вопрос не представляется нам таким простым, каким может показаться на первый взгляд. Представленные выше культурологическая и этическая концепции показали, что в древности, когда уровень развития сознания  был низким, переживание своей ответственности, вины, муки совести не были ведомы человеку. Развитие моральных чувств, к каковым относится вина, в этике связывается с  моралью, механизмом социальной регуляции поведения человека, возникшего в цивилизованном обществе. В связи с этим необходимо признать, что переживание вины является чувством, которое детерминируется комплексом социальных и духовных  потребностей в гармоничных, этичных взаимоотношениях с окружающими, взаимопомощи, взаимопонимании, налаживании таких отношений с окружающими, которые  ведут к взаимному обогащению социальным опытом и духовными качествами. Вина возникает, если поведение человека не удовлетворяет данную потребность, которая немыслима без развития сознания человека до того уровня, когда он способен осознать необходимость позитивного, бережного, внимательного отношения к окружающему миру. Такое отношение предполагает готовность отречься от удовлетворения сиюминутных частных интересов, наносящих ущерб окружающим, и является следствием понимания, что этичное поведение по отношению к окружающим людям в итоге обернется благом для каждого, в том числе и меня. В этом смысле вина является чувством, детерминированным потребностью, локализирующейся на высшем уровне пирамиды потребностей.

Однако мы не можем удовлетвориться подобным однозначным ответом на поставленный выше вопрос. Наблюдение за невербальным поведением животных и детей показывает, что они также переживают эмоции, похожие на  моральные чувства высокоразвитого человека. Например, провинившееся животное при виде хозяина поджимает уши, хвост, скашивает глаза, опускает голову и старается удалиться. Аналогично и невербальное поведение детей, когда они осознают, что своим поведением обижают родителей. Более того, ребенок уже в раннем возрасте демонстрирует способность просить прощение, раскаиваясь в содеянном. Характерен в отношении изучения моральных чувств дошкольников эксперимент, описанный А.Н. Леонтьевым /18/. Ребенку предлагалось достать удаленный  от него предмет, не вставая со своего места. Несмотря на то, что ребенок после ухода экспериментатора нарушал данное правило, встав со своего места, пользуясь отсутствием наблюдения за ним, он не смог впоследствии от экспериментатора принять в награду за выполненное задание шоколадную конфету. Конфета, столь желанная вначале оказалась горькой: вызвала слезы. Эти слезы ребенка дошкольного возраста свидетельствуют о способности маленького человека уже в этом возрасте переживать вину по поводу нарушения принятого правила.

Не противоречит ли данная информация тому, что утверждалось выше? Чтобы ответить на этот вопрос необходимо выяснить относятся ли переживания животных и детей к эмоциям, имеющим, как известно, ситуативный характер и удовлетворяющим биологические потребности, либо к устойчивым чувствам, имеющим духовно-социальную природу. Когда животное переживает эмоциональное состояние, по внешним проявлениям напоминающее моральные чувства человека, то оно либо непосредственно реагирует на недовольство хозяина, либо по условно-рефлекторному механизму предвосхищает  гнев хозяина при внезапном его появлении. Таким образом, эмоциональное состояние животного дает ему сигнал о надвигающейся опасности получить наказание в форме физической боли, лишения любви. Следовательно, переживание животного по поводу рыбы, которую ему удалось стянуть со стола, является не чем иным, как эмоцией, удовлетворяющей биологические потребности. Также и маленький ребенок будет плакать, умоляя маму или папу простить его за совершенный проступок, поскольку возникшие тягостные эмоции сигнализируют ему о том, что данное поведение может лишить его родительской любви, которая, в свою очередь обеспечивает  удовлетворение всех его биологических потребностей (в питании, безопасности, эмоциональном тепле, прикосновениях, родительских ласках). На первый взгляд кажется, что слезы ребенка в эксперименте, описанном А.Н. Леонтьевым, имеют подлинный моральный характер, поскольку ребенок, которому дают приз за правильное выполнение задания не знает, что вошедший в комнату экспериментатор за ним наблюдал. Однако это не совсем так, поскольку в момент нарушения правила ребенок действует ситуативно, не переживая никакого конфликта, как бы забыв об уговоре, изменение же ситуации, связанное с появлением экспериментатора  вызывает недифференцированное осознание себя наблюдаемым в связи с внезапной сменой угла зрения, что в свою очередь вызывает внезапную эмоциональную реакцию. Данное переживание ребенка ситуативно, неустойчиво, а поэтому должно быть отнесено к эмоции, которая может выступать лишь прототипом моральных чувств.

Таким образом, мы выяснили, что вина, как психологическое явление, относится к эмоциональной сфере и может удовлетворять потребности различных уровней, начиная от низших биологических и заканчивая высшими социальными и духовными. Вследствие этого вина может переживаться как в форме низших ситуативно обусловленных эмоций, так и в форме устойчивых предметных духовно-социальных чувств.

Поскольку в отечественной психологии нет работ, непосредственно посвященных разработке феноменологии вины, сначала обратимся к зарубежным исследователям. Так К. Изард, написавший фундаментальный труд, посвященный изучению эмоций человека, относит вину к одной из десяти выделенных им фундаментальных эмоций, образующих мотивационную систему человеческого существования /12/. Вина, как фундаментальная эмоция обладает уникальными мотивационными и феноменологическими свойствами. Согласно К. Изарду она имеет особое влияние на развитие аффективно-когнитивных структур совести и аффективно-когнитивных комплексов морального поведения. Поведение, которое вызывает вину, нарушает моральный, этический или религиозный кодексы. Эти кодексы могут быть как эксплицитными, так и имплицитными, оцениваемыми интуитивно.

Автор утверждает, что фундаментальные эмоции, как сложные феномены, имеют три компонента – неврологический, выразительный и субъективное переживание. С психологической точки зрения наибольший интерес представляют два последние компонента.

Выражение вины не столь определенно, как выражение других отрицательных эмоций, что по нашему мнению связано с социализацией поведения человека, призванной обучать самоконтролю, выдержке, маскировке тех психологических особенностей, которые могут помешать адаптации в социуме. И, тем не менее, возможно выделить некоторые особенности невербального поведения человека, переживающего вину. Виноватый человек опускает ниже голову, старается отвести взгляд, не  смотреть в глаза другим людям, особенно обвинителям, на людей бросает лишь быстрые взгляды. При сильной вине, по утверждению К. Изарда, лицо человека приобретает вялое, тяжелое выражение.

Переживание вины, по мнению автора, состоит из гложущего чувства, что человек ошибся, «неправ» по отношению к другим или самому себе. Это переживание тяжело отражается на разуме. Вина стимулирует огромное количество мыслей, говорящих об озабоченности совершенной ошибкой. Сцена, вызывающая чувство вины, вновь и вновь повторяется в памяти и воображении, и человек лихорадочно ищет способ искупления своей вины.

Переживания человека сложны, обычно составлены из комплекса различных эмоций. Именно поэтому человеку, как правило, даже в случае интенсивного переживания сложно бывает осознать, какие именно эмоции он испытывает  в данный момент. По поводу данной проблемы мы находим у К. Изарда упоминание о том, что фундаментальные эмоции отдельно, не в сочетании с другими эмоциями, существуют лишь в течение очень коротких периодов времени – до того, как активизируются другие эмоции. Поэтому, подходя к изучению той или иной эмоции,  он строит диаграмму ее составляющих, позволяющую сделать определенные выводы о специфике изучаемой эмоции в связи с сопутствующими, либо близкими эмоциями. Диаграмма  в ситуации вины представлена следующими эмоциями: непосредственно сама вина, страх, страдание, интерес, застенчивость, не ярко выражены гнев и удивление и в еще меньшей степени радость. Данная диаграмма показывает, что значительное место в переживаниях, связанных с виной, занимает страх и страдание, что в свою очередь вызывает значительное напряжение и снижение уверенности в себе. Это доказывает, что вина является тяжелым переживанием, субъективно непременно осознаваемым в качестве переживания, имеющего негативный характер. Кроме этого вина часто бывает тесно связана со стыдом /3/, более того, некоторые ученные иногда идентифицируют эти две эмоции. Так, Томкинс, по утверждению К. Изарда, рассматривал вину, стыд и робость как различные аспекты одной и той же эмоции.

Для того, чтобы феноменологический анализ вины был более полным следует упомянуть положение К. Изарда о том, что взаимодействующие  друг с другом эмоции входят в состав устойчивых комплексов, которые могут рассматриваться как личностные черты. В связи с этим, автор указывает, что вина входит в состав таких черт, как тревожность, депрессивность, является распространенным компонентом горя.

Другие исследователи сравнивают вину с обидой. Так, А. Кемпински /15/ утверждает, что «чувство вины и обиды тесно переплетаются между собой». Автор полагает, что основа и у чувства вины, и у чувства обиды одна – это стремление к справедливости. Различие состоит лишь в том, что «в одном случае приговор принимается, в другом против него борются». При этом, по мысли автора, комплексы вины и обиды часто смешиваются между собой. Ф. Перлз /25/ еще более категоричен: он определяет вину как проецируемую обиду. Говоря о том, что « невыраженная обида часто воспринимается как чувство вины или превращается в него», он, подобно А. Кемпински утверждает, что эти два психологические явления могут переходить одно в другое.

Так как вина является сложным, интимным переживанием, часто неосознаваемым в силу того, что она часто маскируется другими эмоциями, которые ей сопутствуют, то, и теоретический анализ феномена вины значительно затруднен. Именно поэтому практически вся информация, имеющаяся в распоряжении психологии относительно данного явления, получена с помощью психотерапевтических методов и связана с именами психотерапевтов, имеющих мировую известность, таких как З. Фрейд, Г. Юнг, К. Хорни, Э. Фромм, Э. Берн, В. Франкл, Ф. Перлз и д.р.

Термин «вина» чаще всего используется в психоанализе. Согласно фрейдистской теории корни вины в страхе человека перед внешним авторитетом, который в свою очередь берет начало в страхе ребенка перед отцом. Этот страх связан с запретом отца определенных форм поведения. Ребенок был  вынужден считаться с запретами, иначе он оказывался лишенным отцовской любви. Впоследствии авторитет интериоризируется, становясь внутренней инстанцией. Именно эту внутреннюю инстанцию, имеющую репрессивный характер З. Фрейд назвал «Супер-эго» и отождествил ее с совестью. Интериоризация межсубъектных отношений приводит к расщеплению Я на обвинителя и обвиняемого. Чувство вины по З. Фрейду представляет собой  напряжение между образующими личность инстанциями «Сверх-я» – совестью и «я» – принципом реальности. З. Фрейд стремится выделить различные способы проявления чувства вины: от нормального до психопатологического. Нормальное чувство вины осознанно. Однако, согласно концепции З. Фрейда, большая часть чувства вины бессознательна, т.к. возникновение совести тесно связано с Эдиповым комплексом, который принадлежит к сфере бессознательного /31/.

Представители неофрейдизма К.Г. Юнг /39/ и Э. Фромм /32/ также, касаясь вопроса вины, говорят о совести. Каждый из них подразделяет совесть на истинную, ведущую к психическому здоровью, целостности – моральная реакция по К.Г. Юнгу и гуманистическая совесть по Э. Фромму, и навязанную извне, ведущую к дисгармонии – моральный закон по К. Г. Юнгу и авторитарная совесть по Э. Фромму.

К. Хорни /34/, одна из ведущих представительниц неофрейдизма, сосредоточившая основное внимание на культурных и социальных условиях, определяющих формирование личности человека, убеждена, что «чувство вины может быть или не быть подлинным чувством». По мнению К. Хорни, в обычном употреблении, словом «совесть» обозначаются три совершенно различные вещи: невольное внутреннее подчинение внешним авторитетам, с сопутствующей боязнью разоблачения и наказания (аналог вины в концепции З. Фрейда); невротические самообвинения; конструктивное недовольство собой. Автор полагает, что понятие «совесть» должно быть закреплено только за последним. Под совестью К. Хорни понимает реакцию нашего подлинного Я на неправильное функционирование всей нашей личности, включающую конструктивное самоисследование. Самообвинения же – это осуждающий вердикт, вырастающий из невротической гордости и отражающий недовольство гордого Я несоответствием человека его требованиям.

Крупнейший представитель современного психоанализа Джозеф Вайсс /3/, разработавший теорию, утверждающую, что основной причиной большинства психологических проблем являются патогенные убеждения, полагает, что вина межличностна по происхождению и функциям и играет адаптивную роль в поддержании отношений между людьми. И, тем не менее, он полагает, что вина может стать малоадаптивной, иррациональной и патогенной, когда она преувеличена и сдерживаема, или когда она обобщена и неоднократно связана со стыдом. Опираясь на информацию, полученную в ходе психотерапевтической практики, Д. Вайсс выделил пять  типов вины, в том числе адаптивная вина и четыре типа вины дезадаптивной, иррациональной. К ним относятся: вина выжившего, вина гиперответственности, вина отделения и вина ненависти к себе. Не менее интересная попытка классификации типов вины была предпринята в другой современной психоаналитической работе /41/. Здесь были выделены такие типы вины, как зрелая, нарциссическая, навязанная нарциссическая вина и псевдовина.

Проблемы вины коснулись и представители трансактного анализа, основывающие все свои рассуждения на принятии постулата о трехкомпонентном (Родитель –Взрослый – Дитя) строении личности.  Э. Берн в своей работе «Игры, в которые играют люди» описал игру под названием «Изъян», суть которой в том, что «игрок», человек, склонный к переживанию вины пытается утвердить свое Я посредством поиска изъянов у окружающих. Другой представитель описываемого направления Т.А. Харрис /33/ считает, что вина записана в «неблагополучном Дитя», которое вследствие запретительного воспитательного процесса, вызвавшего негативные переживания заключает: «Я не в порядке». Сами же моральные ценности заключаются в Родителе. «Можно» и «нужно» – понятия Родителя. Главным вопросом для Т.А. Харриса является, могут ли они стать понятиями Взрослого. Очень важным является то, кому принадлежит голос совести – Родителю, Взрослому или Дитя. Только моральные ценности, ставшие понятиями Взрослого следует рассматривать в качестве понятий истинной, зрелой совести, поскольку лишь Взрослый способен здраво расценивать ситуации. В противном же случае позиция « Я не в порядке», детерминирующая переживание вины, заставляет человека играть в постоянные игры, носящие деструктивный характер. У Родителя много предубеждений, и он верит лишь в принцип: «У тебя все будет хорошо, если» В данной ситуации Ребенок вынужден изобретать разные игры, чтобы избежать осуждения Родителя. Например, в игре «Растяпа» человек постоянно наносит ущерб окружающим: опрокидывает коктейль на вечерний туалет хозяйки, опрокидывает и ломает вещи. Затем он просит прощения, и, получив поддержку своей игры в форме полученного прощения, пребывает с сознанием искупления. Такое поведение Ребенка, вынужденное гнетом Родителя безответственно, при этом ответственным может быть только Взрослый.

Мы полагаем, что именно представителям психоаналитического подхода удалось проникнуть в глубины человеческой психики с тем, чтобы максимально возможным образом изучить чувство вины, столь скрытое как от наблюдения, так и от самонаблюдения. Большое значение в этом смысле имеют классификации типов вины, поскольку именно попытки провести классификации помогают изучить наиболее сложные, малоизученные явления.

Представители других, непсихоаналитических, подходов в психологии, например, экзистенциальной, когнитивной психологии, бихевиоризма, так или иначе, касались вопроса вины. Однако рамки данной статьи не позволяют нам остановиться  на данной информации.

Методологический аппарат психологии, в отличие от других гуманитарных наук, обращающих внимание на проблему вины, позволяет изучать явления  эмпирически. В связи с этим мы предприняли попытку экспериментального изучения феноменологии вины. Объектом нашего изучения выступили две группы: группа заключенных, отбывающих наказание в одном из ИТУ города Ростова-на-Дону в связи с совершением преступлений против личности и группа солдат срочной службы. Выбор именно таких групп был обусловлен тем, что респонденты представляли собой лиц одного пола, которые находились в похожих ситуациях, связанных с лишением, либо значительным ограничением свободы. Другая и наиболее важная причина данного выбора состоит в том, что представители указанных групп находятся в разном отношении к закону: одни законопослушны, другие же нарушают закон. В связи с этим мы предположили, что у представителей данных групп чувство вины будет проявляться по- разному.

В ходе эксперимента были использованы следующие методики: тест фрустрационной толерантности Розенцвейга, УСК, КИСС, MMPI, изучение самооценки по Спилбергеру, незаконченные предложения, тест по изучению способности самоуправления.

Корреляционный анализ показателей склонности к переживанию вины и других личностных особенностей, проведенный по результатам данных методик, выявил феноменологические особенности вины, которые оказались различными в изученных нами группах.

В группе солдат срочной службы были обнаружены значимые корреляционные взаимосвязи между склонностью к переживанию вины и чувствительностью, осмысленностью жизни (КИСС), страхами и опасениями, отношением к подчиненным (незаконченные предложения), с эмоциональной лабильностью по MMPI, а, следовательно, с восприимчивостью, чувствительностью, склонностью к эмпатии, с интернальностью в области неудач (УСК), с совокупной способностью к самоуправлению, в том числе со способностью к анализу противоречий, способностью к коррекции своего поведения и способностью к самоконтролю (тест по изучению способности к самоуправлению).

В группе заключенных выявлены значимые прямые корреляционные взаимосвязи между виной и осмысленностью жизни (КИСС), отношением к подчиненным (незаконченные предложения), с интернальностью в области достижений (УСК), со способностью к анализу противоречий и способностью к коррекции своего поведения (тест по изучению способности к самоуправлению), а также обратные корреляционные зависимости с самоконтролем (КИСС), мужественностью, оптимистичностью (MMPI).

При сравнении результатов одной и другой групп можно увидеть, что однозначно с виной в обоих случаях связаны осмысленность жизни, отношение к подчиненным, способность к анализу противоречий и способность к коррекции своего поведения. Следовательно, чем более человек склонен к переживанию вины, тем с большим уважением он будет относиться к своим подчиненным, тем более он будет способен к поиску смысла своей жизни, тем искуснее он будет в анализе противоречий и коррекции своего поведения. Под анализом противоречий понимается ориентировка в ситуации, способность сформировать  субъективную модель ситуации, а под коррекцией – изменение реальных действий, поведения, мышления, переживаний, если имеется разрыв между действительным и желаемым.

Тем не менее, в целом результаты, полученные нами в ходе экспериментального изучения вины,  оказались достаточно разнородными. Здесь мы считаем целесообразным отдельно отметить различия в той и другой группе во взаимосвязи вины с таким интегральным показателем, как социальная адаптация. В группе преступников выявлена прямая взаимосвязь вины и социальной адаптации, в группе же солдат – обратная.

Помимо того, что данные результаты указывают на роль переживания вины в исправлении поведения, приведении его в соответствие с нормами, регулирующими цивилизованные формы общежития, они  указывают на то, что вина законопослушного человека – это не то же самое, что вина преступника. Таким образом, эмпирические данные подтверждают сложность, неоднозначность явления вины, и тем самым  доказывают правомерность выделения разных психологических типов вины, что по нашему мнению поможет подойти к вопросу вины более дифференцированно и осознанно, чем ранее.

Литература

1. Библия. Новый завет. Москва, 1990.

2. Братусь Б.С. Нравственное сознание личности. М.: Знание, 1985.

3. Вайсс Д. Как работает психотерапия. М.: Класс, 1998.

4. Гегель Г.В.Ф. Собр. соч. Т.4. М.: Госполитиздат, 1959.

5. Гомер. Илиада. Одиссея.  М.:Просвешение, 1987.

6. Гусейнов А.А. Социальная природа нравственности. М: Изд-во    МГУ, 1974.

7. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1.   М.: Терра-книжный клуб, 1998.

8. Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. Москва – Харьков: Фолос, 1998.

9. Дробницкий Д.О. Проблемы нравственности. М.: Изд-во Наука, 1977.

10. Духовные цветы. Выписки из писаний отцов подвижников. Москва-Рига, 1995.

11. Золотухина-Аболина Е.В. Курс лекций по этике. Ростов-на-Дону: Феникс, 1999.

12. Изард К.Е. Эмоции человека. М.: Изд-во МГУ,1980.

13. Ильин И.А. О сопротивлении злу силой. // Путь к очевидности. М.: Республика, 1993.

14. Кант И. Собр. соч. Т. 4. М.: Мысль, 1965.

15. Кемпински А. Психопатология неврозов. Варшава, 1975.

16. Комментарии к Уголовному кодексу Российской Федерации. Под ред.    Скуратова Ю.И., Лебедева В.М. М.: Норма-инфа, 1999.

17. Краткий психологический словарь. Под ред. Карпенко Л.А., Петровского А.В., Ярошевского М.Г. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998.

18. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. // Избранные психологические труды. М.: Педагогика,1983.

19. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. М: Изд-во политической лит-ры, 1991.

20. Лоренц К. Человек находит друга. М.: Армада, 1971.

21. Маковецкий А.О. Досократики. Ч. 1,1914.

22. Материалисты древней Греции.  М.: Госполитиздат, 1955.

23. Моральный выбор. Под. ред. Титаренко А.И. М.: Изд-во МГУ,1980.

24. Николаичев Б.О. Осознаваемое и неосознаваемое в нравственном поведении личности. М.: Изд-во МГУ, 1976.

25. Перлз Ф. Гештальт семинары. М.: Институт обшегуманитарных исследований, 1998.

26. Пестов Н.Е. Современная практика православного благочестия. Кн.1. СПб.: Сатись, 1994.

27. Словарь по этике. Под ред. Кона И.С. М.:Политиздат,1983.

28. Словарь русского языка. М.: Русский язык, 1981.

29. Словарь современного русского литературного языка. Москва – Ленинград. Изд-во Академии Наук СССР, 1951.

30. Уголовное право. Общая часть. М.: Гардарика, 1996.

31. Фрейд З. По ту сторону принципа наслаждения. // «Я и Оно».Тбилиси: Мерани, 1991.

32. Фромм Э. Человек для себя.  Минск: Коллегиум, 1992.

33. Харрис Т.А. Я – О Кей Ты – О Кей. – М.: Смысл. 1997.

34. Хорни К. Невротическая личность нашего времени. // Собр.соч., Т.1, 1997.

35. Храни сердце твое. Листки по христианскому чтению. Россия-Америка. «Pacific Union Investment Corporation», 1990.

36. Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 1. Под. ред. Аверинцева С.С. М.: Большая Российская энциклопедия, 1993.

37. Чанышев А.Н. Курс лекций по древнегреческой философии. М.: Высшая школа, 1981.

38. Шанский Н.М., Боброва Т.А. Этимологический словарь русского языка. М.: Прозерпина, 1994.

39. Юнг К.Г. Совесть с аналитической точки зрения. // Аналитическая психология.  М.: Мартис, 1995.

40. Ярхо В.И. Вина и ответственность. Вестник древней истории, 1962 №2.

41. Zentner B, Zentner M, Zinkan L.G. Pseudo-guilt: Defense transaction and resistence // J. Anal.Soc. Work. – 1993, № 4.